Неточные совпадения
Я видел, что она готова
упасть в обморок
от страха и негодования.
И целый день, и все дни и ночи няни наполнены были суматохой, беготней: то пыткой, то живой радостью за ребенка, то
страхом, что он
упадет и расшибет нос, то умилением
от его непритворной детской ласки или смутной тоской за отдаленную его будущность: этим только и билось сердце ее, этими волнениями подогревалась кровь старухи, и поддерживалась кое-как ими сонная жизнь ее, которая без того, может быть, угасла бы давным-давно.
Тема случилась странная: Григорий поутру, забирая в лавке у купца Лукьянова товар, услышал
от него об одном русском солдате, что тот, где-то далеко на границе, у азиятов,
попав к ним в плен и будучи принуждаем ими под
страхом мучительной и немедленной смерти отказаться
от христианства и перейти в ислам, не согласился изменить своей веры и принял муки, дал содрать с себя кожу и умер, славя и хваля Христа, — о каковом подвиге и было напечатано как раз в полученной в тот день газете.
— Убери! — приказал он дрожавшей
от страха полковнице. — Владимир Алексеевич, как вы сюда
попали? Зайдемте ко мне в комнату.
Галактион
попал в Суслон совершенно случайно. Он со Штоффом отправился на новый винокуренный завод Стабровского, совсем уже готовый к открытию, и здесь услыхал, что отец болен. Прямо на мельницу в Прорыв он не поехал, а остановился в Суслоне у писаря. Отца он не видал уже около года и боялся встречи с ним. К отцу у Галактиона еще сохранилось какое-то детское чувство
страха, хотя сейчас он совершенно не зависел
от него.
Зайца увидишь по большей части издали, можешь подойти к нему близко, потому что лежит он в мокрое время крепко, по инстинкту зная, что на голой и черной земле ему, побелевшему бедняку, негде спрятаться
от глаз врагов своих, что даже сороки и вороны
нападут на него со всех сторон с таким криком и остервенением, что он в
страхе не будет знать, куда деваться…
— Нельзя будет; я уверен, что я
от страха заговорю и
от страха разобью вазу. Может быть, я
упаду на гладком полу, или что-нибудь в этом роде выйдет, потому что со мной уж случалось; мне это будет сниться всю ночь сегодня; зачем вы заговорили!
Тульские мастера, которые удивительное дело делали, в это время как раз только свою работу оканчивали. Свистовые прибежали к ним запыхавшись, а простые люди из любопытной публики — те и вовсе не добежали, потому что с непривычки по дороге ноги рассыпали и повалилися, а потом
от страха, чтобы не глядеть на Платова, ударились домой да где
попало спрятались.
Он убил ее, и когда посмотрел на ужасное дело своих рук, то вдруг почувствовал омерзительный, гнусный, подлый
страх. Полуобнаженное тело Верки еще трепетало на постели. Ноги у Дилекторского подогнулись
от ужаса, но рассудок притворщика, труса и мерзавца бодрствовал: у него хватило все-таки настолько мужества, чтобы оттянуть у себя на боку кожу над ребрами и прострелить ее. И когда он
падал, неистово закричав
от боли,
от испуга и
от грома выстрела, то по телу Верки пробежала последняя судорога.
Присел он и скорчился, а сам отдышаться не может
от страху и вдруг, совсем вдруг, стало так ему хорошо: ручки и ножки вдруг перестали болеть и стало так тепло, так тепло, как на печке; вот он весь вздрогнул: ах, да ведь он было заснул! Как хорошо тут заснуть! «Посижу здесь и пойду опять посмотреть на куколок, — подумал, мальчик и усмехнулся, вспомнив про них, — совсем как живые!..» И вдруг ему послышалось, что над ним запела его мама песенку. «Мама, я
сплю, ах, как тут
спать хорошо!»
Я
от страха даже мало на землю не
упал, но чувств совсем не лишился, и ощущаю, что около меня что-то живое и легкое, точно как подстреленный журавль, бьется и вздыхает, а ничего не молвит.
«Мила еще, видно, и исполнена таинственных
страхов жизнь для этих людей, а я уж в суеверы не гожусь, чертей и ада не страшусь и с удовольствием теперь
попал бы под нож какому-нибудь дорожному удальцу, чтоб избавиться, наконец,
от этих адских мук», — подумал он и на последней мысли окончательно заснул.
В то, что Шатов донесет, наши все поверили; но в то, что Петр Степанович играет ими как пешками, — тоже верили. А затем все знали, что завтра все-таки явятся в комплекте на место, и судьба Шатова решена. Чувствовали, что вдруг как мухи
попали в паутину к огромному пауку; злились, но тряслись
от страху.
— Оборони бог, родимые! Коней можно привязать, чтоб не ели травы; одну ночку не беда, и так простоят! А вас, государи, прошу покорно, уважьте мою камору; нет в ней ни сена, ни соломы, земля голая. Здесь не то, что постоялый двор. Вот только, как будете
спать ложиться, так не забудьте перед сном прочитать молитву
от ночного
страха… оно здесь нечисто!
Ночью она ворочалась с боку на бок, замирая
от страха при каждом шорохе, и думала: «Вот в Головлеве и запоры крепкие, и сторожа верные, стучат себе да постукивают в доску не уставаючи —
спи себе, как у Христа за пазушкой!» Днем ей по целым часам приходилось ни с кем не вымолвить слова, и во время этого невольного молчания само собой приходило на ум: вот в Головлеве — там людно, там есть и душу с кем отвести!
Я уверен, что Коренев — имя того разбойника — даже
упал бы духом и трепетал бы
от страха перед наказанием, несмотря на то, что способен был резать даже не поморщившись.
Руки мне жгло и рвало, словно кто-то вытаскивал кости из них. Я тихонько заплакал
от страха и боли, а чтобы не видно было слез, закрыл глаза, но слезы приподнимали веки и текли по вискам,
попадая в уши.
Меж тем Передонов выбрался в полутемную прихожую, отыскал кое-как пальто и стал его надевать.
От страха и волнения он не
попадал в рукава. Никто не пришел ему помочь. Вдруг откуда-то из боковой двери выбежала Юлия, шелестя развевающимися лентами, и горячо зашептала что-то, махая руками и прыгая на цыпочках. Передонов не сразу ее понял.
После ужина молодым отвели для спальни так называемую гостиную, где, как только погасили свечку, началась возня, стук, прыганье, и они были атакованы крысами с такою наглостью, что бедная Софья Николавна не
спала всю ночь, дрожа
от страха и отвращенья.
В бреду шли дни, наполненные страшными рассказами о яростном истреблении людей. Евсею казалось, что дни эти ползут по земле, как чёрные, безглазые чудовища, разбухшие
от крови, поглощённой ими, ползут, широко открыв огромные
пасти, отравляя воздух душным, солёным запахом. Люди бегут и
падают, кричат и плачут, мешая слёзы с кровью своей, а слепые чудовища уничтожают их, давят старых и молодых, женщин и детей. Их толкает вперёд на истребление жизни владыка её —
страх, сильный, как течение широкой реки.
Мы приехали под вечер в простой рогожной повозке, на тройке своих лошадей (повар и горничная приехали прежде нас); переезд с кормежки сделали большой, долго ездили по городу, расспрашивая о квартире, долго стояли по бестолковости деревенских лакеев, — и я помню, что озяб ужасно, что квартира была холодна, что чай не согрел меня и что я лег
спать, дрожа как в лихорадке; еще более помню, что страстно любившая меня мать также дрожала, но не
от холода, а
от страха, чтоб не простудилось ее любимое дитя, ее Сереженька.
Мутные и огромные волны хлестали через нас и окачивали с головой; по несчастью, Борисов, идя впереди, сбился с того броду, по которому прошел два раза, и
попал на более глубокое место; вдруг он нырнул в воду, лошадь моя поплыла, и Евсеич отстал
от меня; тут-то я почувствовал такой
страх близкой смерти, которого я не забыл до сих пор; каждую минуту я готов был лишиться чувств и едва не захлебнулся; по счастью, глубина продолжалась не более двух или трех сажен.
Не
страх, но совершенное отчаяние, полное бесконечного равнодушия к тому, что меня здесь накроют, владело мной, когда, почти
падая от изнурения, подкравшегося всесильно, я остановился у тупика, похожего на все остальные, лег перед ним и стал бить в стену ногами так, что эхо, завыв гулом, пошло грохотать по всем пространствам, вверху и внизу.
Я знал, что она, может быть, запутается и не поймет подробностей; но я знал тоже, что она отлично хорошо поймет сущность. Так и случилось. Она побледнела, как платок, хотела что-то проговорить, губы ее болезненно искривились; но как будто ее топором подсекли,
упала на стул. И все время потом она слушала меня, раскрыв рот, открыв глаза и дрожа
от ужасного
страха. Цинизм, цинизм моих слов придавил ее…
Муж ее со дня женитьбы своей не выезжал из усадьбы, — он оделся в грубую свиту, опоясался ремнем, много молился и сокрушенно плакал. Жена ему была утешением: при ней его меньше терзал
страх смерти и
страх того, что ждет нас после смерти. Марфа Андревна защищала его
от гроз воображения, как защищала
от гроз природы, при которых старый боярин
падал седою головою в колени юной жены и стонал: «Защити, защити меня, праведница! При тебе меня божий гнев не ударит».
Тут кто
падает или кричит
от страха и мечется, тот первый враг порядка.
Такое же мистическое значение имеют узлы; с их помощью лечат
от бородавок;
страх нападает на того, кто заметит в поле закрученные узлом колосья: их спутала нечистая сила.
Я беру весла, да никак со
страха в уключины не
попаду. Насилу справился и отвалил
от берега, да и спрашиваю...
— Ведь если я пойду в пустыню и крикну зверям: звери, вы слышали, во сколько оценили люди своего Иисуса, что сделают звери? Они вылезут из логовищ, они завоют
от гнева, они забудут свой
страх перед человеком и все придут сюда, чтобы сожрать вас! Если я скажу морю: море, ты знаешь, во сколько люди оценили своего Иисуса? Если я скажу горам: горы, вы знаете, во сколько люди оценили Иисуса? И море и горы оставят свои места, определенные извека, и придут сюда, и
упадут на головы ваши!
Доведённый этим воем чуть не до сумасшествия, Лёнька вырвался
от него, вскочил на ноги и стрелой помчался куда-то вперёд, широко раскрыв глаза, ослепляемый молниями,
падая, вставая и уходя всё глубже в тьму, которая то исчезала
от синего блеска молнии, то снова плотно охватывала обезумевшего
от страха мальчика.
Когда блеснул свет из окна, он показался так далек и недоступен, что офицеру захотелось побежать к нему. Впервые он нашел изъян в своей храбрости и мелькнуло что-то вроде легкого чувства уважения к отцу, который так свободно и легко обращался с темнотой. Но и
страх и уважение исчезли, как только
попал он в освещенные керосином комнаты, и было только досадно на отца, который не слушается голоса благоразумия и из старческого упрямства отказывается
от казаков.
Сердце
падает у самого неробкого человека, кровь стынет, останавливается
от страха, а не
от холода, ибо стужа во время буранов значительно уменьшается. Так ужасен вид возмущения зимней северной природы…
Маленькая рыбка порывисто металась вверх, и вниз, и в стороны, спасаясь
от какого-то длинного хищника В смертельном
страхе она выбрасывалась из воды на воздух, пряталась под уступы скалы, а острые зубы везде нагоняли ее. Хищная рыба уже готова была схватить ее, как вдруг другая, подскочив сбоку, перехватила добычу: рыбка исчезла в ее
пасти. Преследовательница остановилась в недоумении, а похитительница скрылась в темный угол.
Между нашею деревнею и деревнею майора Алымова (в версте
от алымовской усадьбы) стоял одинокий двор однодворца Луки Кромсаева, или попросту Кромсая. Кромсай этот под некоторою личиною степенства и скромности был настоящий «шельма-мужик» или «вор-мужик»: он умел из всякого положения извлекать себе выгоды и жил скупо и одиноко, содержа свое семейство в «
страхе божием», то есть колотил всех чем ни
попало.
И Ермак выпалил в дерево, и дерево раскололось, и со всех сторон стали
палить казаки. Таузик
от страха на колени
упал. Ермак и говорит ему: «Ступай же ты к своему царю Кучуму и скажи ему, что ты видел. Пускай он покоряется, а не покорится, так и его погубим». И отпустил Таузика.
И ему вдруг делается стыдно своего малодушного
страха, когда вслед за этой мелькнувшей мыслью, охватившей смертельной тоской его молодую душу, нос «Коршуна», бывший на гребне переднего вала, уже стремительно опустился вниз, а корма вздернулась кверху, и водяная гора сзади, так напугавшая юношу,
падает обессиленная, с бешенством разбиваясь о кормовой подзор, и «Коршун» продолжает нырять в этих водяных глыбах, то вскакивая на них, то опускаясь, обдаваемый брызгами волн, и отряхиваясь, словно гигантская птица,
от воды.
Во сне случится увидать его, в
страхе и трепете просыпается она, скорбит по целым часам и со слезами и рыданьями молится Богу — да избавит впредь
от такой
напасти.
Беглецы оба
упали: Горданов
от раны в пятку, а Висленев за компанию
от страха. Через минуту они, впрочем, также оба вместе встали, и Висленев, подставив свое плечо под мышку Горданова, обнял его и потащил к оставленному под горой извозчику.
Матушка, разумеется, не могла точно отгадать сущности моих корреспондентных чудотворений любовного характера, но ясно видела, что простой вопрос ее смутил меня, — и я чувствовал, как ее умный, проницательный взгляд
упал на мое лицо и пронзил меня до самого сердца, занывшего и затрепетавшего
от страха, что, если моя пошлая выходка как-нибудь откроется…
Вся правая половина была уже затоплена. И катер не мог отчалить сразу: запутался за какой-то канат. В него все еще прыгал народ, обезумевший
от страха, но многие
падали мимо, в воду.
Акушерка глядит на тупое лицо мальчика, и ей кажется, что даже воздуху тяжело, что еще немного — и стены
упадут, не вынося давящего присутствия необыкновенного человека. Не помня себя
от страха и уже чувствуя сильную ненависть к этому человеку, Марья Петровна берет свои узелки и торопливо уходит.
А боль? А
страх? А бешеное биение сердца? А неописуемый ужас живого тела, которому предстоит сию минуту быть раздробленным железными, тяжелыми катящимися колесами? И это мгновение, когда она решилась
упасть, и руки отлипли
от поручней, и вместо их твердости и защиты — пустота падения, наклон, невозвратность? И этот последний вопль, беззвучный, как молитва, как зов о помощи во сне: полковник! Яков Сергеич!
По обоим бокам Аркаши беспомощно болтались его толстые ножки в клетчатых брюках, которые никак не могли
попасть в стремена; лицо с плотно зажмуренными
от страха глазами выражало неподдельный ужас.
— Я не буду
от страха спать ночей! — воскликнула княжна.
Не помня себя
от страха, он выпустил из рук ногу трупа и бросился бежать назад, спотыкаясь,
падая, но продолжая свой неистовый бег —
страх, казалось, окрылил его ноги.
Ермаковы люди-то золото, удалец, чай, к удальцу, по есаулу видать, но только грозна и царская грамота, в ней беглых людей принимать заказано под
страхом опалы царской и отобрания земель… Далеко, положим,
от Москвы, доведают ли? Да слухом земля полнится: один воевода пермский по наседкам отпишет в Москву все в точности, да еще с прикрасою. Такую кашу наваришь себе, что и не расхлебать ее.
Иду в незнаемый я путь,
Иду меж
страха и надежды;
Мой взор угас, остыла грудь,
Не внемлет слух, сомкнуты вежды;
Лежу безгласен, недвижим,
Не слышу вашего рыданья
И
от кадила синий дым
Не мне струит благоуханье.
Но, вечным сном пока я
сплю,
Моя любовь не умирает,
И ею всех я вас молю,
Пусть каждый за меня взывает:
Господь! В тот день, когда труба
Вострубит мира преставленье, —
Прими усопшего раба
В твои блаженные селенья.
Жмусь я к нему крепко, крепко, мне жутко становится; глядь, а по сторонам саней кто-то тоже скачет, глаза, как угольки горят, воют, лошадь храпит, несет во весь дух, поняла я во сне, что
попали мы в волчью стаю, холодный пот
от страха выступил на лбу, а я ведь тоже не труслива, тебе это ведомо; он меня своим охабнем закрывает, а лошадь все несет; вдруг, трах, санки ударились о дерево, повернулись, мы с ним из них выкатились, и у меня над лицом-то не его лицо, а волчья морда теплая…
Многие женщины
от страха разбежались по комнатам; другие, боясь
попасть навстречу баронессе, следственно, из огня в полымя, остались на своих местах.
Птичка,
от страха перед своим врагом кошкой, бьет крылышками и между тем обвороженная магнетическим током его глаз, притягивается к нему и
попадает в его когти.